О`Санчес - Хвак

Свет струился от лезвия секиры, мешая увидеть его истинный окрас и узор – то ли синева, то ли серебром отливает… А рукоять секиры – тоже не понять, из чего сделана, в три поперечных кольца покрыта самоцветами: два кольца – возле навершия, с обеих сторон отделяют на рукояти «цапку», место для хвата руки, а третье – ближе к железку, непонятно зачем, наверное, для красоты.

– И для красоты, повелитель, и еще там рубинами выложены руны, обозначающие… ну… это…

– Чего?

– Чего-чего… Имя, повелитель. Имя того… кто сотворил сию штуковину.

– А, Варамана.

– Да, повелитель, да! Именно его! Ты еще крикни погромче.

– Кто кричит-то? Ты и орешь, да еще моим голосом пытаешься. Ну, что, брать?

– Как сам знаешь, повелитель, я тут ни при чем. Мое дело маленькое: мне приказали – я ответил. Мне велели – я повёл. А сам я не причастен, нет.

– Причастен, Джога, еще как причастен! Теперь мы с тобою заодно и ты должен это помнить. А она меня не убьет? Я рукой возьмусь, а она как… стукнет! Или переколдуется во что-нибудь, или меня превратит?

– Силы в ней очень много налито, повелитель, и сила та – прочнейшая, все время будет наружу течь, но за тысячу тысяч лет вся не выльется, ибо вновь пополняется при помощи магии из окружающей природы. Но это все, что я о ней знаю. Возьмись – и ты ощутишь дальнейшее. Я, во всяком случае, точно увижу и пойму… прежде чем вернуться… к ним…

– Угу! Ловко придумал! Меня убьют, а он вернется! А сам не можешь? Ну… то есть – не моею рукой, а сутью ухватиться?

– Не могу, повелитель. Твоею десницей – запросто, или, там, шуйцей, мне без разницы. Мне она тоже внушает… повелитель… нечто вроде почтительного страха. Сам решай, повелитель, и сам решайся.

У Хвака даже голова закружилась – так остро ощутил он в этот миг сладость окружающего мира и ужас предстоящего с ним расставания… Кажется – чего проще: развернись и уйди! И всё! Деньги есть, Джога заклинаниям выучит, силы в руках и ногах полно – живи, Хвак и радуйся жизни! Зачем дальше-то подвергать себя неизбежному ради неведомого? Но Хвак хорошо понимал, что уже поздно, он в силках собственного любопытства, ему уже не справиться с искушением, что вот он уже наклонился над секирою…

– Была не была!

Руку обожгло стремительно и сладко, от кончиков пальцев и до самого плеча… и дальше в самое сердце! И вовсе не страшно! И не больно! И счастье! И секира что-то такое ему сказала!

– Ты мой.

Хвак хотел было кивнуть, весь в божественном восторге обладания, но вдруг нашел в себе удаль помотать головой и даже хрюкнул от стыда за собственное упрямство.

– Не-а! Лучше, чтобы ты моя!

– Пусть так.

И все. Секира смолкла, и каким-то горним, еле уловимым чутьем, только что в нем пробудившимся, Хвак понял, что отныне секира принадлежит ему, и что она онемела навеки и больше никогда не скажет ему ни единого слова.

Хвак стоял, весь еще в сладостном тумане новых ощущений, видя себя словно со стороны и, при этом, не вполне понимая – что он такое делает… Выпрямился… отошел от алтаря… секира в правой руке… пальцы сами что-то такое развязывают… подвязывают… поддергивают… Ой. А куда же он с такой… драгоценной секирою пойдет??? Она же вся в самоцветах! Все оглядываться на него будут! А и украдут! И Джогу не побоятся ради такого дела! Хвак вновь отцепил секиру с пояса и взялся ее разглядывать подробно.

– Джога, а чего эти руны означ… А, вспомнил.

Хвак разбирался в самоцветах еще меньше чем в рунах, но даже и ему было понятно, что такие крупные – иные с ноготь – могут стоить очень и очень дорого!

– Да… Такую штукенцию и в дюжину червонцев не вместить… Ты чего хохочешь, Джога? Как я с нею ходить-то буду? Еще дороже???

Вдруг секира, лежащая на Хваковых ладонях, дрогнула очертаниями и стала меняться… То так… то сяк… О как! Ты только посмотри, Джога!

Секира тем временем утратила все поперечные кольца, отороченные драгоценными камнями, вместе с рубинами испарились руны, лезвие утратило сияние, и странные узоры с лезвия словно бы стерлись… Секира стала точь в точь напоминать внешним видом ту, которая разбилась о брюхо демона Камихая, разве что цапка для руки чуть попросторнее стала против прежней, словно приноровилась к ширине ладони… Нет, она так и есть секира Варамана, он ее чувствует, только спряталась под обычную! А и хорошо, а так даже и лучше! Ведь он ее продавать не собирается!

– Никому тебя не продам! Джога, это ты ее так превратил? Джога, ты где?

– Здесь. Я размышляю, повелитель.

– А чего?

– А того. Я ее не превращал, ибо нет у меня власти над нею. Она сама приняла тот вид, который тебе наиболее благоугоден. И если я правильно разбираюсь в волшебстве – а я в нем разбираюсь, повелитель, – немногие из людей и демонов почуют в этой секире необычное. Например, я: мы с тобою идем, идем по дорогам, а я, образно выражаясь, втягиваю воздух ноздрями, чую предмет издалека и говорю: там она, правильно идем, повелитель, остались еще какие-нибудь две недели пути… Нынче же я заверну за угол пещеры – и не почую ничего! Когда в упор ее разглядываю, да еще изнутри тебя, вроде бы что-то этакое ощущаю… Вот это называется волшебство под стать бо… гм… Сильная магия, короче говоря. Но и это еще не все, повелитель.

– А чего еще? Слушай, Джога, чего мы здесь топчемся? Пойду-ка я вниз, селение какое-нибудь искать, авось, к ночи дойду… Или не дойду?

– Вряд ли, повелитель, путь до ближайшей деревни мне ведом и он не близок. Впрочем, как знаешь, но ты меня перебил, секироносец Хвак.

– А… понятно. Ладно, извини, чего ты там хотел? Тогда мы здесь переночуем, а с рассветом двинемся в путь. Ох, жрать хочется! Так чего ты там говорил?

– Ну, если ты мне разрешаешь говорить и не утомился внимать… Впрочем, зачем это я буду нагружать слух и помыслы повелителя рассуждениями какого-то несчастного, всеми забытого демона огня и пустоты…

– Джога…

– Понял. Есть чудеса и похлеще этой секиры, повелитель…

Демон словно бы примолк, и Хвак, уже притерпевшийся к причудам своего незваного спутника и слуги, покорно спросил:

– А чего?

– Сними свою сиятельную десницу с рукояти секиры, повелитель, шуйцею же перестань на время почесывать загривок и эту… спину…и растопырь обе ладони, а их, в свою очередь, выстави перед собою, но не далеко, а так, чтобы четко зреть тыльные стороны кистей рук.

– Ну, смотрю.

– Камихай – довольно твердый долдон, ибо почти что камень, и среди смертных считается обладающим значительною силой… Я БЫ ПРОТЕР ЕГО В ПЕСОК, ПОВЕЛИТЕЛЬ…

– Тихо!

– …за наглость его, за то что посмел усомниться в силе моей…

– Да! Вспомнил! Джога, а почему ты очень странно сказал… ну… когда мы дрались, а ты сказал, что хочешь разгрызть его на… забыл… сколько…